Средь забвений река

Средь забвений река

Светившим в тёмные века
«Мистúрион ксéнос орó кэ парáдзоксон»
«Я таинство чуждое зрил и неимоверное»

Во времени Страшных, когда в Риме мёртв закон,
Дона Арáтора' слово зажглось сокровенное.

Ругайте его, классицизма историки,
«De áctibus apostolórum» [«Дэ áктибус апостолёрум»] — создáтеля
«Апóстольского деяния» на риторике —
У вáрвара, что вóлка ýха ласкáтеля.

Эннóдия' ритор, душóю в Вергилии',
Знав и Амврóсия', послом в Византии' жил
Из библии óбразы клал в слог идиллии,
Слыв как предтéча ослепляющих разум сил.

К герóикам греков?! — К закатам в безумии
Лукрéция Кáра' грех с ересью гения.
Античные Мýзы' — засохшие мумии,
Чаруют их лишь у святейших видéния.

А гасшие звёзды ведь уж не Горáцием',
К подобиям Константинóполя' рвением
Умели, ведя к христианским овациям,
Душителей желчных унять песнопéнием.

По óбразам наивсевышней Вселенною
Меняется иск, неусмиримая силища
К спасенью с надеждою всепроникновéнною,
Чем мы у вер умá аль безумья кормилища.

России дичать у похожей трагедии,
Своих свет поэтов предáвшей забвению,
Уж забывшей и о византийском наследии
Да о греко-римских грехáх к вразумéнию:

Ей Нóна Понаполитáнского' панцири
У истин закроют в двояком воззвании
Уродство сказочно в тюрьме-дворце-карцере,
О, нищих клад во вселéнском признании.

О мрак, что есть свет, Земля, о шар-загон,
Для нас, людей, всякое тут совершенное,
Византии' в веке восьмом, где вся жизнь, как сон,
Маюмский Косьмá' в люд сказал многомéрное

Светившим в тёмные века:
«Мистúрион ксéнос орó кэ парáдзоксон»
«Я таинство чуждое зрил и неимоверное».