Имя Ягхве приобрёл Сталин / Александр Кирияцкий
Имя Ягхве приобрёл Сталин
"Нынче велено больше света,
Нынче в моде хломиды опальные,
Ах, как хочется быть поэтом
Современне, да социальнее.
Небосвод, как будто бы светел,
Ветер стал нормальным явлением,
А запели под этот ветер
Все прозревшие по разрешению."
(Андрей Макаревич)
В ГУЛАГ готовый сесть за СТАЛИНСКУЮ ВЕРУ,
Холуй поющий ПАЛАЧАМ хвалу,
В бред, опьянявший ум, поверил, как в химеру,
Ниц павший дух -- на дьявольском балу.
В строю без голоса, холопская гитарка,
Врагов народа казни восхвали,
Оживший ждановец, душёнка чья кухарка --
Казнь миллионов, соль гнилья земли?
Что? Жизнь свою отдашь за палача в погонах?
Кричи, когда приедет воронок.
В Сибирь тебя сошлют за преданность, в поклонах
Палач рабов, любых времён урок.
За Родину казнят пусть сорок миллионов,
Раскрученный не зря, воспой ГУЛАГ,
Пока ты не еврей средь будущих загонов
За тип лица когда ты будешь ВРАГ
НАРОДА для большой зачистки патриотов,
Лицо еврея лучше б изменил,
Среди нацистов, новых преданных уродов
Поганые, дари приливы сил.
Вот на израильскую твердь когда вступили,
Как ты, повстанцы, тут же изменён
Род бдительности, слышат пусть рабы за мили
Проклятья гоям и хулы вагон.
Никто не гонит тут же "русских" обрезаться,
Но зов холуя оголить велит
Вчера крещённого средь православных братца,
Чтоб вечный раб был нитками зашит.
Иначе дует ветер, ведь маска на тиране,
Меняется, крест согнут в две дуги,
У богоизбранных, как нужно, на аркане
Вчерашний бог, все нации -- враги.
Лишь имя Ягхве преобрёл товарищ Сталин,
Не иудеев в цепи закуёт,
Дух прежний, смерть тому, кто культом опечален,
Еврея бей, коль он не за народ.
Фокус у приземлённого восприятия времени / Александр Кирияцкий
"Scríberís Varió fórtis et hóstium
víctor, Máeonií cárminis áliti,
quám rem cúmque feróx návibus áut equis
míles te dúce gésserit.
Nós, Agríppa, nequ' háec dícere, néc gravem
Pélidáe stomachúm cédere néscii,
néc cursús duplicís pér máre Ulíxei
néc saevám Pelopís domum
cónamúr, tenués grándia, dúm pudor
ímbellísque lyráe Músa poténs vetat
láudes égregií Cáesaris ét tuas
cúlpa déterer' íngeni.
Quís Martém tunicá técum[tec] adamántina
dígne scríbserit áut púlvere Tróico
nígrum Mérionem[Merion] áut ópe Palládis
Týdidén superís parem?
Nós convívia, nós próelia vírginum
séctis ín juvenés únguibus ácrium
cántamús, vacuí síve quid úrimur
nón praetér solitúm leves."
(Quíntus Horátius Fláccus
(Ánnus 30/trigésimus/ ánte Christum Natum)
"Вáрию пиши ты песнями с крыльями,
Майонúйских побед, сам, о, гость úзбранный,
символ — ты, как корабль, или вознóсишься
ты на конé со всадником.
Мы, Агрúппа, в народ правду всю молвить коль,
не Пелúд осуждён с греческой мудростью,
не двуликим путём за мóря два плыл Улúсс
и Пелóпа суровых дом
ценим мы, ведь, о честь, Муза под томность лир
не велит за делá Цéзаря чествовать,
то могущество всех сильных, в тебе же брешь
не раскрывших величия.
Кто бы Мáрса одел вмиг броню латную,
но в писании чьём, иль Трóя наказана
Мериóна рабам, иль к Паллáде,
в равных, в путь, о, Тидéя сын.
Братство, в нас ты живи, битвы за дéвушек,
остротé ноготков юности чувствами
мы поём, народ вольный, сжигающий,
время от безмятéжности."
(Квинт Горáций Флакк)
(30 год до нашей эры)
Фокус у приземлённого восприятия времени
Древность не скала в царстве полумрака
Смертностью руин, к бессмертию однако
Прозы да стихов, читают их двояко
К космосу души и знака.
Как цветы взрастили лазурные куплеты,
Свежий ветер с моря! — эллинов поэты.
У Алкéя чувства Горáцием воспеты:
Первые всласть зря задеты!
Цéзарей приказы режут птицам крылья,
Пóлисы свободных меркли от бессилья.
Флакк жалел: «Напрасно выбрал этот стиль я?
Смолкну и... грёз изобилья».
Кто, как Катýлл, пишет, тот сгинет Цицерóном.
Ночь днём называют покорно мерзким тоном.
Против Катилины кто смéлы в годý óном,
Тянутся к царя законам.
Дрязги власть держащих — в пожарах от Нерóна,
С Сéнекой расправой и паденьем с трона
Первого средь равных, ты — смерть или корона,
Сохнет, о сенат, чья крона?
Фóрумам у римлян — грядущие погромы,
Их, о плод всевлáстья, ждут молнии и громы,
В ночь — Алáрих рушил имперские хоромы,
Краски стиха невесомы.
Дóлгий слог да краткий в двух мáгиях прочтенья
Сквозь тысячелетья несут в стихотворенья
Греко-римских граций светлейшие рожденья,
Вечности — строфы свеченье.
Москва - третий Рим / Александр Кирияцкий
"Sérus ín caelúm redeás diúque
láetus íntersís populó Quiríni,
néve té nostrís vitiís iníquum
ócior áura
tóllat; híc magnós potiús triúmphos
híc amés dicí pater átque prínceps
néu1 sinás Medós equitár' inúltos
té duce, Cáesar!"
(Quíntus Horátius Fláccus: ex «Triúmphus»)
"Позже к небесáм взвейся: стать уж вечным,
чуждо живший средь римского народа,
скóрбью не тобой при сверженьи власти
блажь к сомненью
веет; воля — то к высшему триýмфу,
с жезлом царствуй, о отче, вновь как первый,
не достáв мидян* в скачках неотмщённо,
свыше правь, Цéзарь!"
(Квинт Горáций Флакк*: из «Триýмфа»)
Москва -- третий Рим *
«Мифы — красноречие последнего века республики...» — Цицерóн.
Войны из-за распрей граждан! Консулам власть! Сенат игрой изнемождён.
В Риме крах могучим умам! Демонов жаждешь, чернь: с небес сильный закон,
Зла козни в величии времени вещим сном страны — Армагеддóн.
Форум*, лик свободы нравов, Первого примешь ты! Всё ему мы простим:
Голод, мор! О Цезарь, авве! Злобнейший глянет взор, он позор нам! Под ним
Смелость, канешь к страху в вечность, в ужасе чтобы ниц пал к ногам его Рим!
Спой, Гораций*, о триумфе! Царствию Первый средь равных — необходим!
Глас Венеры молвит ветру: «Сумерки правды, как зреть Рима семь холмов?»
Шум баталий, сдастся мирно Акциум, Куриóн, Марцéл примкнут без слов.
На юг войско Цезарь бросит, западу смертью бой царь даст, о кровь рабов,
О потомок, вспыхнет к краху дерзкого звезда-намёк, как блеск оков.
За всевышней телепатической добротóй / стихи Александра Кирияцкого
За всевышней телепатической добротóй
Цельность прошлых миров, то — Божий подарок, огнём да водой
Люди вспомнят нутром о прежних сознаньях! Но в жизни иной
Каждой смерти назло по разным поступкам приносим с собой
В кармы счастье или же горе за всякий наш шаг в силе тройной.
Против козней коварств как трудно сердцáм зажигаться звездой:
Но кому-то с небес дан Ангел-Хранитель! Господь Пресвятóй!!!
Смилуйся же надо мной ты чудом — небесной святейшей волной,
Тем и спаси Красотой от ангела смерти сейчас. Но ты в той,
Мной забытой в грехе да мгле предыдущей злой жизни слезой
Ныне, что потолок во всём, тут живо проклятье и после кривой —
Новой жизнью с людьми, пусть вновь на перепутье стою, как слепой,
Здесь, где смерть души или перерожденье в стране неземной.